"Когда я перепрыгиваю через канаты, окружающие ринг, во мне как будто что-то включается - или, наоборот, отключается. С этого момента для меня существует только ринг и соперник. Все остальное я совершенно не вижу и не слышу".

"Перед началом поединка я становлюсь очень раздражительным. Любой самый обычный "житейский" звук, на который я при других обстоятельствах и внимания не обратил бы, - скажем, вода где-то капает, - в такой момент страшно выводит из себя".

"К счастью, меня не постигла участь моего приятеля Роя Джонса-младшего, побывавшего в двух последних боях в тяжелых нокаутах. Между мной и Роем есть существенное отличие. Его окружали люди, которые постоянно врали ему. Мой тренер Джонни Льюис всегда говорит мне правду. Если б он почувствовал, что я не готов к бою с Митчеллом, он бы мне так и сказал. Джонни относится ко мне, прежде всего, как к человеку. И он не считает бокс просто бизнесом. Для него это нечто большее".

"Мои родители, и вообще семья, - это мой тыл. Надёжный тыл. Я, собственно, для того и перевёз их в Австралию... Я всегда ощущаю их присутствие, их поддержку, - и потому могу целиком сконцентрироваться на работе, могу ни о чём другом не беспокоиться..."

"Главное - не "перегореть" до боя. Надо уметь отвлечься от мыслей о предстоящей схватке. Если начинаешь зацикливаться на этом, можно израсходовать, расплескать впустую весь запас внутренней энергии, и на сам бой уже ничего не останется. Тогда на ринг ты выйдешь эмоционально опустошённым, а это очень плохо. Ведь боксёрский поединок - это не только борьба техник".

"Подначки Шармбы Митчелла перед нашим с ним недавним боем - просто часть шоу-бизнеса, не более того. В этом не было ничего личного, никакой реальной неприязни ко мне. Такие высказывания позволяют себе многие боксеры. Я лично предпочитаю "говорить" на ринге. Кстати, характерно, что перед самим боем - скажем, на нашей совместной пресс-конференции, - тот же Митчелл вел себя уже гораздо сдержанней и не позволял себе никаких вольностей".

"Противника надо сломить прежде всего морально, внутренне, а потом уже физически. Перед боем, когда мы сходимся в центре ринга, я всегда смотрю противнику в глаза, показывая свою силу: только двое-трое парней выдерживали мой взгляд, хотя среди них были очень сильные технически и физически бойцы".

"После нокаута в тебе остаётся внутренний страх получить столь страшный удар ещё раз, опять пережить такую боль. Многих это ломает. Хотя в этом то и заключается специфика бокса как вида спорта: ты должен получать удары, и любой, даже самый сильный спортсмен не может их совершенно избежать".

"Два года вынужденного "простоя" пошли мне на пользу, - они помогли мне продолжить карьеру, я стал даже сильнее, чем раньше. Всё это время я созидал, я думал. Вот вам и результат!"

"Иногда одно-единственное твоё поражение стоит десятка побед. Оглядываясь назад, я могу с уверенностью сказать, что по-настоящему стал профессионалом только после своего досадного проигрыша Филлипсу. Победа, которую мне тогда многие предсказывали, расслабила бы меня. А поражение многому научило и закалило, заставило разобраться в самом себе как в человеке и как в спортсмене. Я недооценил соперника - и жестоко поплатился за это. Кстати, многие тогда от меня отвернулись, посчитали, что боксёра Кости Цзю больше нет. А он вернулся. Но это был уже другой Костя Цзю".

"Деньги, в общем-то, не так важны, гораздо важнее быть счастливым и здоровым. И я знаю, что вся моя семья была бы только рада, если б я навсегда оставил бокс. Но я не могу уйти просто так. Уйти из спорта, не победив Шармбу Митчелла, было бы равносильно капитуляции. А я не привык сдаваться. Кстати, после того боя с Филлипсом мой тренер признался, что в какой-то момент он даже хотел было выкинуть на ринг белое полотенце. Очень хорошо, что он не сделал этого. Такого я бы ему не простил никогда!"