| - Все охотничьи истории похожи одна на другую, 
                    - заметил Кловис. 
                   - Такой охотничьей истории вам не доводилось слышать, 
                    - возразила баронесса. 
                   - Мы даже не добрались до места охотничьего сбора, 
                    если такой был, - вставил Кловис. 
                   Собрались все, как обычно, в том числе Констанс 
                    Брудл. Констанс - из тех цветущих рослых девиц, которые прекрасно 
                    выглядят на фоне осеннего пейзажа или рождественских украшений 
                    в церкви. "У меня недоброе предчувствие, - пожаловалась мне 
                    она. - Я, наверное, даже побледнела."
                   Сказать по правде, она была столь же бледной, 
                    как свёкла, услышавшая дурные новости.
                   "Вы выглядите гораздо лучше, чем обычно, 
                    - сказала я - Впрочем, у вас это легко получается". Прежде, 
                    чем до неё дошёл смысл моей реплики, затявкали собаки, поднявшие 
                    лисицу, прятавшуюся в зарослях дрока.
                   - Как же иначе, - усмехнулся Кловис. - Ни один 
                    охотничий рассказ не обходится без лисы и зарослей дрока.
                   - У нас с Констанс были хорошие лошади, - невозмутимо 
                    продолжала баронесса, - и поначалу мы без труда следовали 
                    за сворой. Однако затем мы уклонились на несколько миль в 
                    сторону и некоторое время скакали наугад по пустынной местности. 
                    Всё это меня здорово раздражало, и мой темперамент был готов 
                    прорваться наружу, но, продравшись сквозь очередную живую 
                    изгородь, мы, к нашей радости, вновь услышали собачий лай 
                    и увидели в лощине наших гончих, преследовавших добычу.
                   - А вот и они! - воскликнула Констанс и ахнула: 
                    - Но кого же они гонят?
                   Определенно, это была не лисица, - зверь был более 
                    чем вдвое выше ростом, с короткой мощной шеей и отвратительного 
                    вида головой.
                   - Это гиена, - вскричала я. - Должно быть, она 
                    сбежала из парка лорда Пабэма.
                   В ту же минуту гиена остановилась и повернулась 
                    к гончим. Их было всего шесть смычек; собаки, очевидно, оторвались 
                    от остальной своры, увлечённые необычным запахом, и теперь 
                    они, встав полукругом, глупо пялились на свою добычу, не зная, 
                    что делать.
                   Наше появление, надо сказать, подействовало на 
                    гиену весьма воодушевляюще, - видимо, она привыкла к тому, 
                    что люди всегда обращались с ней хорошо. Это ещё больше обескуражило 
                    гончих; наверное, именно поэтому они охотно повиновались прозвучавшему 
                    вдалеке призывному звук охотничьего рожка. Констанс, я и гиена 
                    остались одни в опускающихся на окрестности сумерках. 
                   - И что теперь? - спросила Констанс.
                   - А как ты думаешь? - сказала я.
                   - Мы ведь не можем остаться здесь на ночь с гиеной, 
                    - огрызнулась она.
                   - Не знаю, каковы твои представления о комфорте, 
                    но я не согласилась бы остаться в этом месте на ночь даже 
                    без гиены, - сказала я. - Давай поедем направо, через лесок. 
                    Мне кажется, там проходит дорога на Кроули.
                   Мы не спеша потрусили вдоль едва заметной в траве 
                    колеи от повозки, а гиена весело побежала за нами.
                   - Как все-таки нам поступить с гиеной? - последовал 
                    неизбежный вопрос.
                   - А как обычно поступают с гиенами? - язвительно 
                    переспросила я.
                   - Мне прежде не доводилось иметь с ними дело, 
                    - пожаловалась Констанс.
                   - И мне тоже, - сказала я. - Если бы мы знали 
                    пол животного, ему хотя бы можно было дать имя. Мне, например, 
                    нравится Эзми - оно универсально.
                   Дневного света вполне хватало, чтобы ориентироваться 
                    на местности и различать объекты, находящиеся на незначительном 
                    удалении от нас, и мы заметили у опушки леса полуголого цыганёнка, 
                    собиравшего ягоды с невысоких кустов. Неожиданное появление 
                    двух всадниц в сопровождении гиены испугало его, и он зашёлся 
                    громким плачем. Видимо, неподалеку находился цыганский табор. 
                    В надежде на это мы проехали ещё пару миль. 
                   - Любопытно, чем занимался этот ребёнок? - наконец 
                    проговорила Констанс.
                   - Очевидно, лакомился ежевикой.
                   - Мне не понравилось, как он плакал, - продолжала 
                    она. - Его рёв до сих пор почему-то звенит у меня в ушах.
                   Я не стала журить Констанс за её мрачные фантазии; 
                    этот настойчивый плач, который словно преследовал нас, начинал 
                    действовать и на мои и без того напряжённые нервы. Я попробовала 
                    подозвать Эзми, трусившего позади нас. Несколькими большими 
                    прыжками он поравнялся с нашими лошадьми, а затем опередил 
                    нас. Загадка несмолкаемого плача тут же прояснилась: Эзми 
                    крепко держал в пасти цыганёнка.
                   - Боже милосердный! - ахнула Констанс. - Что же 
                    нам делать? 
                   Я не сомневаюсь, что на Страшном суде Констанс 
                    завалит вопросами любого из экзаменующих её серафимов.
                   - Что же делать? Что же делать? - продолжала истерически 
                    всхлипывать она, в то время как Эзми неторопливо трусил чуть 
                    впереди наших утомлённых скакунов.
                   Я, впрочем, не сидела сложа руки. Я кричала и 
                    ругалась на зверя по-английски и по-французски, пыталась уговаривать 
                    его и бессмысленно рассекала воздух своим коротким охотничьим 
                    хлыстом, наконец, я запустила в него пакетом с сандвичами; 
                    не представляю, что ещё можно было предпринять в такой ситуации. 
                    Вдруг Эзми резко прыгнул в сторону и скрылся в густом кустарнике, 
                    куда мы не могли за ним последовать; плач сорвался на крик 
                    и стих. Вскоре зверь вновь присоединился к нам, всем своим 
                    видом выражая сочувственное понимание; он словно знал, что 
                    совершил нечто такое, чего мы по своей ограниченности не понимали 
                    и не одобряли, но что с его точки зрения было совершенно оправданно.
                   - Как ты можешь терпеть присутствие этой хищной 
                    зверюги рядом с собой? - с отвращением спросила Констанс; 
                    теперь она и впрямь выглядела как свёкла-альбинос.
                   - А что я могу сделать? - сказала я. - И потом, 
                    в настоящий момент он совсем не выглядит хищным.
                   Когда мы выбрались на шоссе, всё вокруг поглотила 
                    непроглядная тьма. Впереди сверкнули фары, и двигавшийся на 
                    большой скорости автомобиль пронёсся в опасной близости от 
                    нас. Секундой позже раздался глухой удар и громкий визг боли. 
                    Автомобиль остановился, и, вернувшись к нему, я увидела молодого 
                    человека, склонившегося над тёмной безжизненной массой, распростёршейся 
                    на обочине.
                   - Вы задавили моего Эзми! - с горечью воскликнула 
                    я.
                   - Приношу тысячу извинений, - сконфуженно отозвался 
                    молодой человек. - Я сам заядлый собачник и хорошо понимаю 
                    ваши чувства. Дайте мне возможность загладить мою вину.
                   - Прошу вас, похороните его немедленно, - сказала 
                    я. - Думаю, я вправе потребовать это от вас.
                   - Принеси лопату, Уильям, - крикнул он водителю. 
                    Очевидно, им не раз приходилось заниматься импровизированными 
                    захоронениями в пути.
                   Рытьё могилы нужных размеров заняло некоторое 
                    время. "Какой великолепный экземпляр", - покачал 
                    головой молодой человек, когда труп зверя оттащили в вырытую 
                    яму. 
                   - На прошлогодней выставке щенков в Бирмингеме 
                    он занял второе место, - не моргнув глазом, сказала я.
                   Констанс громко фыркнула.
                   - Не плачь, дорогая, - убитым голосом продолжала 
                    я. - Всё произошло так быстро. Вряд ли ему было очень больно.
                   - О, послушайте! - с неподдельным отчаянием воскликнул 
                    молодой человек. - Я просто обязан возместить вам потерю.
                   Поначалу я было отказалась, но затем, уступив 
                    его настойчивым просьбам, всё-таки оставила ему свой адрес. 
                   Баронесса ненадолго задумалась и затем продолжала:
                   - Но на этом история не заканчивается. Вскоре 
                    я получила по почте небольшую посылку; это была очаровательная 
                    бриллиантовая брошка - сплетённые веточки розмарина обрамляли 
                    надпись "Эзми". Жаль только, что нашей дружбе с 
                    Констанс Брудл настал конец. Я, видите ли, не поделилась с 
                    ней выручкой от продажи брошки. Но разве не я придумала легенду 
                    про Эзми? Один лорд Пабэм, владелец гиены, мог бы претендовать 
                    на свою долю - если это в самом деле была гиена, в чем, положа 
                    руку на сердце, я до сих пор сильно сомневаюсь. 
                   |