- Эх, сейчас бы пожарчик какой-нибудь, - мечтательно выдохнул струйку дыма стажер отдела новостей, хроники и экстремальных ситуаций Володя Байнетдинов, - скажем, в "Национале" или "Метрополе"... - Тут он представил, как из номеров валютной гостиницы выскакивают, будто ошпаренные милицией нравов, полураздетые девицы, и сладко улыбнулся. 

- Не-ет, пожар - это что, - вяло отмахнулся Веня Карлих, повидавший на своем веку пожары в крупнейших столицах мира, - пожар - это не событие, так, десять строк в сводке новостей петитом. Тут что-нибудь раскопать бы вроде крыс, которые в метро на людей кидаются. Вот это была бы сенсация!

При слове "сенсация" все горестно замолчали. Лишь мерное урчание вентилятора и шелест просыхающих гранок, наколотых на гвоздь, нарушали эту скорбную тишину. Всего лишь два часа назад закончилась вечерняя планерка, на которой главный редактор устроил разнос службе новостей, но его тихий, мягкий голос, пробирающий вдруг слушателя до аппендикса резкими выплесками фальцета, еще бился в барабанные перепонки репортеров. 

- Чем будем удивлять читателя в завтрашнем номере? - вкрадчиво, будто вербовал в морскую пехоту США, вопрошал Гэ-эр и, видя в набрякших от пьянства и безделья глазах шефа службы новостей пугающую пустоту, срывался на мощное стаккато. - Газете нужны сенсации, а не отчеты с презентаций! Газете нужны подписчики, а не дохлые, как осенние мухи, репортеры! Всем понятно?! Сен-са-ции! Если их не будет в завтрашнем номере, я расформирую к чертовой матери всю вашу богадельню! Ясно?! И с вашими трудовыми книжками вас всех даже в штат тюремной многотиражки не возьмут! А теперь - идите!

И они пошли - в ближайший гастроном затариться "компотом", чтобы прочистить голову перед мозговым штурмом. Атаковать собирались только одну проблему - где найти сенсацию? Представители отдела международной и отдела внутренней информации, именуемые также службой новостей, до позднего вечера стойко сражались с портвейном "777", пока одна компания не отвалила по домам, а другая - к таксистам за водкой. 

Никто из покинувших тонущую в конкурентной борьбе редакцию обратно не вернулся, и в репортерской комнате остался лишь спящий на стопке бездарных рукописей Володя Байнетдинов и бодрствующие Веня Карлих, а также спецкор Макар Дунаев, в обычной жизни чаще именуемый Мао Цзэдун.

- Двай разбырем вопрс с тыоретыческй точки зреныя, - предложил во втором часу ночи Веня, откупоривая предпоследнюю бутылку. - Що нам грит мыжднародный опт? - Тут Веня сделал паузу, предлагая Макару оценить свои богатые познания международного опыта, почерпнутые в многочисленных зарубежных командировках по линии КГБ под прикрытием разных центральных газет. - Опт, сын ашибок трудных, грит нам, шо бесселером может стать вещь, в которй есть два прынцыпальных момнта. Первый, - помахал указательным пальцем Веня, - сэкс, второй - насилье! О! - полюбовался он своей рукой, с выкинутыми на манер римской цифры "V" пальцами. - Тот, кто сумэет эти два момнта абьеднить в одном пырсонаже, - тут он сжал свой кулак и подытожил, - то - все!

Что он подразумевал под словом "все", Веня объяснить не успел, потому что Макар, глядя куда-то вдаль своими оловянными осоловевшими глазами, по слогам произнес:

- Лю-до-ед...

- Людьед чего? - не понял Веня, опустошая бутылку.

- Жрет человечину - насилие, - пояснил Макар, - и человечину в виде красивых баб, которых перед этим насилует, - это секс. И все это в нашей распрекрасной Москве, которая, как известно, порт пяти морей!

Людоед в эпоху телевизоров и рыночной экономики! Людоед, который терроризирует многомиллионный город! Людоед, жертвой которого может стать любой аппетитный объект слабого пола - это была шикарная идея! Это была безусловная сенсация! Это была победа!

Будто охваченный белой горячкой, Веня заметался по комнате, подкидывая бешено строчащему на печатной машинке Мао свое развитие бесчеловечной людоедской тематики.

"Она умерла быстро, - бежали по бумаге строчки, - даже слишком быстро, по мнению этого садиста. Не только убить, но и насладиться последними муками жертвы входило в его планы. Нет, он не боялся ответственности - выдать его могла только случайность. Ведь трупы тех симпатичных женщин, что он приглашал к себе домой, он уничтожал без остатка. Кости сжигал на костре, а мясо с вожделением... пожирал".

- Кстати, а кто это он? - поднялась от машинки взлохмаченная голова Мао.

- Какая разница! - рубанул рукой сизый дым Веня. - Да кто угодно... Кой-нибудь... Кой-нибудь Никлай...

- Джумагалиев, - предложил Мао, - у меня во взводе заряжающий был Пулат Джумагалиев, а этот пусть будет Николай.

- Людъед Никлай Джумагалиев, - нараспев, будто читал стихи, произнес Веня. - Ты знаешь, старик, а в этом что-то есть, чуйствуется какая-то трывожная рытмика... Но ты не отрывайсь от темы! Теперь нужно впендырить эпизод, как об этом Никлае Джумагалиеве нам рассказал неизвесный, по телефону. По нашим прыдположениям это будет челаэк, живущий в доме напротив, сам сэксуальный маньяк, который разглядывает чужие окна в половой бинокль... 

На следующий день Мао Цзэдун появился на работе глубоко после обеда. В коридоре его перехватил юркий ответсек и, на ходу пожав ему руку, затараторил:

- Старик, поздравляю, публика будет визжать и плакать, заверстали на пять колонок на четвертой полосе, там, может быть, будет строчек десять хвоста, но ты можешь сам не спускаться, дежурный редактор срубит, Карлиху передай - главный остался очень доволен... 

Последние слова донеслись до Мао уже из лифта, стремительно уносящего ответсека в гремучий ад печатных цехов. Мечтая только о том, чтобы не расплескаться прямо в коридоре, Мао ввалился в кабинет Карлиха. Тот встретил его испуганным взглядом карманника, попавшегося на краже трамвайных талонов, и первым делом спросил:

- Знаешь уже?

- Чего? - поинтересовался Мао, с облегчением прикладываясь к графину с холодной водой. 

- Того, - неопределенно пояснил Карлих. - Ты зачем всю эту галиматью вчера под дверь главного закинул? Ты соображаешь, что мы наделали? Вот, полюбуйся, - бросил он через стол пробный оттиск свежего набора.

Мао, что-то смутно начиная вспоминать, расправил полосы влажных гранок и выхватил глазами несколько фраз: "Она умерла быстро, даже слишком быстро, по мнению этого садиста... Кровь этот новый каннибал отскребал с пола тоже весьма современным образом - с помощью химических средств для чистки ванн и унитазов... Никто теперь не знает, где скрывается Николай Джумагалиев и кто будет его следующей жертвой..."

- О-е! - просипел Мао, зажмурившись.

Он подхватил гранки, крикнул Карлиху: "Я - вниз!" и помчался в типографию. В лифте молоденькая полненькая курьерша, пряча глаза от смущения, спросила Мао: "А вы не знаете - в каком районе жил этот Николай Джумагалиев?" Мао зыркнул на нее безумными глазами, и девушка в смятении проехала мимо своего этажа. Цех встретил Мао как родного: привычным лязгом линотипов, вязким дурманящим запахом гарта и типографской краски, беспомощным гулом вентиляторов в "дежурке" и судорожным скрежетом талеров, на которых верстальщики прокатывали пробные оттиски.

Мао нашел четвертую полосу и наклонился, сосредоточенно заглатывая взглядом зеркальные колонки сенсации. Ответсек не преувеличивал: материал стоял целиком - на пять колонок без подреза - и занимал практически всю полосу. В беспощадном свете люминесцентных ламп посреди светлого бассейна набора тускло блестел черный пустой прямоугольник, оставленный для хлесткого заголовка. Мао взглянул на часы - до сдачи газеты осталось пятьдесят минут. В растерянности, будто наткнувшись на жуткое зрелище, он отступил от талера, и тут же между ним и рамой с заверстанным набором, как Александр Матросов перед амбразурой, встал ответсек.

- Макар, - завопил он, как итальянский кастрат при виде подгоревших макарон, - правку вносить уже поздно! Уже, дружок, первая корректура прошла! 

Макара прошиб пот. Какая правка, о чем он говорит! Этот дикий, бредовый материал нужно немедленно вынуть из полосы, а набор тут же, при нем рассыпать или лучше отправить в переплавку! "Эх, на цензуру бы свалить, - с отчаянием подумал Макар, - да времена не те!"

- Тут со вновь открывшимися обстоятельствами, - туманно начал объяснять Макар, стараясь не дышать на тщедушного ответсека своим мощным перегаром, - в общем, материал надо снимать!

- Ты что - рюхнулся?! - взвизгнул ответсек, яростно тыча ему под нос свое худое веснушчатое запястье, украшенное часами "Слава". - А чем ты полосу будешь забивать за час до подписания?!

Тут ответсек, как потревоженная пчела, забегал вдоль стальных сот, в которых на специальных железных лоточках должен был храниться загон - готовый набор очерков, репортажей и фельетонов... Но каждая клеточка этих стальных стеллажей была безнадежно пуста, и этот факт отдавался в сердце Макара нарастающим погребальным звоном. 

- Да что я тебе объясняю! - в последний раз взвился ответсек при виде верстальщика в грязном синем халате, который только что вернулся с ужина и лениво встал у четвертой полосы. - Ты, Макар, вот ему объясни!

- Я ничего переверстывать не буду, - мрачно заявил верстальщик и, многозначительно поковыряв в зубах острым шилом, предназначенным для скола лишних запятых в строчках, решительно защелкнул замок рамы, в которой покоился набор.

"Да, этот переверстывать не будет", - понял Макар и, поскребывая щетину, отошел в сторону. На его глазах в полосу встал какой-то заголовок, с линотипов перепорхнули две-три строчки корректорской правки, и несговорчивый верстальщик, поднатужившись, спихнул раму набора на специальную каталку, чем-то смахивающую на открытый катафалк. Полосу увезли в соседний цех, и через некоторое время оттуда послышались звуки печати пробного тиража: казалось, огромный кот, урча и давясь, лакает молоко из огромной миски. Совершенно трезвый Макар встал со своего места и побрел обратно в свой кабинет. Остановить тираж теперь мог только директор издательства... 

...Ровно через месяц Макар и Веня со смехом вспоминали эту историю и тот переполох, что начался в столице с ее появлением. Почему-то народная молва прибавила к пересказу статьи, что людоед Николай Джумагалиев охотится исключительно на женщин в красном, и улицы тут же очистились от этого пролетарского цвета, поскольку слабый пол стал надевать на выход более нейтральные к людоедам цвета. 

Мао пропихивал карандашом пробку в бутылку "Гурджаани", когда та самая пухленькая курьерша, которую так напугал спецкор, принесла Вене свежие "тассовки". Пробка наконец-то подалась, Мао издал было победный рык гладиатора, но тут же проглотил его, напоровшись глазами на белое как саван лицо Вени. Тот молча протянул ему обрывок телетайпной ленты.

"Вчера органами внутренних дел Чимкента, - прочитал Мао неровную из-за щербатых букв строчку, - был задержан гражданин Николай Джумагалиев, обвиняемый в злостных убийствах, отягченных людоедством. Преступник в содеянном сознался. Ведется следствие..."