Апрельским утром 1973 г. Харпер проснулся от смутного ощущения близкого счастья.

"Теперь, когда русские обнаружили Эльдорадо, осталось только выгрести сокровища инков - и в аэропорт. Из отчета ясно, что они не взяли и сотой доли, а по карте до золота рукой подать", - думал он, глядя на брезентовый потолок палатки. Светало, и он вышел покурить. В разреженном воздухе высокогорного плато Чачапояс сигарета еле тлела. Было зябко.

Неожиданно на востоке, опережая восход, появилась и стала удивительно быстро расти, переливаясь разноцветными сполохами, лиловая тучка. Послышался отдаленный ровный гул, как от турбовинтового самолета. Харпер замер, а потом растолкал индейца - проводника Карлоса, спавшего, завернувшись в пончо, под кустом.

"Что это?" - спросил его американец на ломаном испанском, указывая рукой на тучу. Обычно невозмутимое лицо Карлоса вдруг побелело, глаза вылезли из орбит, а из перекошенного рта раздался дикий крик: "Окачундра! Окачундра!" Он вскочил на ноги и бросился бежать куда-то между скал, стараясь спрятаться.

Лагерь преобразился. Проснувшиеся индейцы, едва завидев теперь уже большую, в четверть неба, разноцветную тучу, низко нависшую над плато, орали "Окачундра!" и разбегались кто куда.

"Жалкие трусы, суеверные дикари! Как они боятся грозы!" - с презрением подумал Харпер, забираясь в бронированный саркофаг, который предусмотрительно захватил сюда, узнав, что на плато бывают жуткие бури, после которых не остается ничего живого.

Через час сияющие лучи тропического солнца озарили печальную картину: на месте лагеря среди порванных палаток и разбитых вьюков валялись трупы животных и людей, полу засыпанные щебнем и землей. На вершине скалы каким-то чудом застрял расколотый саркофаг с безжизненно торчащей из него рукой американца.

Прошла четверть века. Зайдя на кухню, Павлик взглянул на календарь и содрогнулся. До 30 сентября оставалось чуть больше сорока дней. Если не произойдет чуда и они с Серым не расплатятся с Нугзаром, то можно смело вешаться. Черт их дернул год назад связаться с этой гнилой "крышей". Сейчас они уже не имели ни своего дела, ни своих денег, зато имели на полтора миллиона долларов долгов и много-много головной боли.

Павлик достал из серванта "ПМ", приставил к виску и поглядел в зеркало. Смотрелось нелепо. Вдруг зазвонил телефон. Он отложил пушку и снял трубку.

- Что, небось веревку мылишь? - раздался бодрый голос Серого.

- Пока нет, но скоро начну.

- Тормозни, у меня идея, надо обсудить. Буду через час, - и дал отбой.

Скоро он уже стоял на пороге с сумкой на плече. Едва закрыв дверь, Серый вынул из сумки коричневую папку, открыл ее и прочел заглавие: "Отчет по теме ПЗ - 72. 15 октября 1972 г."

Затем все-таки не утерпел и стал рассказывать.

- Если все пойдет, как надо, то через месяц у нас будет золота на десятки миллионов баксов. Ты знаешь, конкистадоры ограбили империю инков и двести лет возили золото и серебро в Испанию на галеонах. Но многие хронисты того времени утверждали, что они не добрались до главой сокровищницы индейцев - святилища бога грозы Париакаки, которую условно называли Эльдорадо.

Так вот, здесь написано, - продолжал Серый, - как наша экспедиция по поручению перуанского правительства в 1972 г. нашла Эльдорадо, описала его и привезла драгоценностей на полмиллиона баксов, которые и передала в государственный музей в Куско. Я купил этот отчет у одного несостоявшегося кладоискателя, не спрашивай, за сколько. Лучше взгляни на опись клада.

"Акт об осмотре храмового клада, обнаруженного 22 сентября 1972 г. по адресу: Республика Перу, плато Чачапояс".

1. Бриллианты россыпью - 3 кг 750 г

2. Слитки желтого металла в виде черепов - 128 кг 250 г

3. Ювелирные украшения из драгметаллов и камней - 6 кг 500 г

И так далее и тому подобное, на десяти листах. В общем, план такой. Под залог квартиры берем у Нугзара часть наших бывших денег, снаряжаем экспедицию, летим в Перу, находим этот Чачапояс, выгребаем все сокровища, часть отдаем Нугзару и спокойно переезжаем на Багамы. В случае чего там смыться будет проще, чем здесь. Испанский я немного знаю.

- Слушай, если все так просто, почему за 25 лет туда никто больше не совался?

- Хороший вопрос. Этот кладоискатель мне сказал, что с тех пор там почти полностью погибло 11 экспедиций от какой-то окачундры. Иногда в живых оставались проводники – индейцы. По их словам, окачундра - это то ли ураган, то ли НЛО, то дух этого самого Париакаки.

- Да ты, гляжу, романтик, хочешь умереть красиво: в Андах от окачундры, - перебил его Павлик, криво усмехаясь.

- Дай досказать, - ответил сердито приятель, - первая советская экспедиция в 1970 г. тоже ведь вся там полегла. Но наши после этого что-то изменили, рассчитали и придумали в НИИЧП прибор, обеспечивший им благополучное возвращение с драгоценностями в 1972 г. В отчете он упоминается как "Изделие 22-09".

- И ты, конечно, в этот НИИЧП уже съездил и эту штуку достал.

- Если бы... Этого института давно нет, о бывших сотрудниках ни слуху ни духу. Зато я нашел участника последней экспедиции.

Серый достал черно-белую фотографию пожилого грустного гардеробщика, подающего пальто какому-то бугаю с короткой стрижкой.

- Алябьев Геннадий Михайлович, сейчас на пенсии, сильно нуждается. Надо брать его за хобот и лететь в Перу.

- В гробу он это Перу видел.

- А зачем существует Нугзар со своей командой? Он сделает предложение, от которого тот не сможет отказаться.

Пораскинув мозгами, Павлик, в конце концов, поддержал идею, и приятели рванули к Нугзару. Неделя ушла на его обработку. Алябьева убедили 1500 долларов, положенные ему на книжку, и подробная информация о внучке из Томилино, с которой всегда могло что-нибудь случиться. Нашлась у него на антресолях и продолговатая фанерная коробка со скромной надписью "Изделие 22-09" и штампом ОТК.

Наконец в середине сентября экспедиция прилетела чартерным рейсом в Лиму, откуда двинулась по разбитому шоссе в сторону высокогорного плато Чачапояс. Бывшие борцы Арслан и Тенгиз, оформленные охранниками, представляли Нугзара.

Алябьев переносил путешествие плохо, в его мутных глазах застыл тихий ужас маленького человека, плотно сидящего на крючке судьбы. С заветной коробкой он никогда не расставался и решительно отказывался показать ее содержимое, утверждая, что нежный прибор может испортиться от сырости. График движения определял в основном он, опираясь на свой опыт.

Вечером 20 сентября, после недельного перехода по горам, шутники поднялись на последний перевал, ведущий к плато. До Эльдорадо, по словам Алябьева, оставалось около одного дня пути. Ночью, когда лагерь уснул, Геннадий Михайлович вышел из палатки. Было тихо, в небе сияли огромные южные звезды, легкий ветерок холодил грудь. Между скал Алябьев разглядел тлеющие угли и массивные фигуры кавказцев рядом. Один переворачивал шампуры с жарившимся шашлыком, другой сидел на камне, задумчиво пробуя ногтем острие длинного кинжала.

- Тенгиз! Что ты сделаешь, как только мы найдем золото?

После длительного раздумья тот отозвался:

- А ты?

- Ха, я, как истинный воин, выполню приказ командира - зарежу сопляка Павлика и умника Серегу.

- Кто же тогда зарежет старого осла?

- Зачем резать? Мы его отпустим, над пропастью. Пусть летит, куда хочет.

И собеседник довольно загоготали, а пенсионер уполз в свою палатку ни жив ни мертв. На следующий день, когда Серый зашел за ним, Алябьев не смог встать, жалуясь на боль в сердце. Весь день ребята поили его валерьянкой и кормили нитроглицерином, сдержано матерясь и надеясь, что он не помрет раньше срока. Вечером в палатку заглянул Тенгиз, приставил к его морщинистому кадыку кинжал и сказал, обнажая в улыбке крепкие золотые зубы:

- Если завтра ты, ишак плешивый, не встанешь, мы с тебя живьем шкуру сдерем и кошельков наделаем, понял?

Геннадий Михайлович лежал в гамаке бледный и вялый, как садовый хрущ, и голубые глаза его, неестественно большие за толстыми линзами очков, глядели по-детски беззащитно. Он покорно кивнул:

- Не беспокойся, Тенгизик, завтра все будет хорошо.

И действительно, утром 22 сентября Алябьев двинулся в путь вместе со всеми. До цели почти добрались уже поздним вечером. Как заверял Геннадий Михайлович, осталось пройти каких-нибудь пару километров по скалистой тропе. Ему вторил и проводник Хуан - коренастый индеец лет 45, в засаленном фетровом котелке и выцветшем пончо, с лицом, словно вырезанным из мореного дуба.

Улучив момент, Серый отозвал его в сторону и спросил напрямик:

- Что тут за окачундра бывает?

Минуты две тот бесстрастно смотрел куда-то вдаль, потом строго сказал:

- Дай 10 долларов, отвечу.

Серый сунул ему мятую бумажку. Хуан спрятал ее под пончо, присел на корточки, и, раскачиваясь, забормотал что-то нараспев, мешая испанский с кечуа. Молодой человек с трудом понял следующее:

- Однажды Господь собрал все сокровища верхнего мира - хананпачи на плато Чачапояс и спрятал за каменной дверью. И поручил стеречь ее Илье - пророку, который с тех пор летает над горами в своей огненной колеснице и истребляет всех, кто посягнет на них. Только раз в году он отправляется к Господу с отчетом. А называется его колесница "Окачундра", что в переводе с кечуа означает "Несущая гибель грешникам".

Серый обдумал легенду и опять спросил:

- Как спастись от окачундры?

- Надо больше молиться, - ответил Хуан и пошел в свою палатку.

Утром, едва непроглядный мрак ночи немного рассеялся, караван выступил в последний переход. Тропу было еле видно сквозь предрассветный туман. Но вот пришли на место, и в первых лучах солнца ясно обозначился вырубленный в подножии горы портал с огромной каменной плитой, загораживающей вход. Сбоку виднелась узкая щель.

Радость охватила путешественников. Арслан с гортанным воплем, размахивая тротиловой шашкой, бросился к порталу, Тенгиз стрелял в воздух. А между тем на горизонте появилась странная овальная тучка, сверкающая, как новогодняя электрическая гирлянда. Она быстро росла, приближаясь. От нехорошего предчувствия у ребят похолодело в груди. Хуан, едва взглянув на тучу, вдруг побледнел и с жутким воплем "Окачундра! Окачундра!" бросился в заросли кустарника. Тенгиз и Арслан, как зачарованные, смотрели на восток, откуда появилась окачундра, держа автоматы на изготовку.

Серый сгреб Алябьева за грудки и заорал в ухо, перекрикивая нарастающий гул: "Включай свою хреновину, Склифосовский!" Тот покорно вытащил из сумки "Изделие 22-09" и открыл коробку. Внутри лежал пожелтевший листок отрывного календаря за 22 сентября 1972 г. и небольшая фомка, сделанная из куска ржавой арматуры. Геннадий Михайлович сказал, вручая ее онемевшую парню:

- 22 сентября надо было подцепить ею входную плиту в войти в хранилище. Это единственный день в году, когда окачундры не бывает. Теперь время ушло и нам осталось только достойно встретить смерть.

Он снял очки, сел на землю и, обхватил колени руками, глядел прямо перед собой. Тут Серый очнулся, пнул пенсионера ногой, схватил фомку и сунул ее в боковую щель портала, лихорадочно стараясь сдвинуть плиту...

Через час Хуан боязливо выглянул из расщелины. Солнце безмятежно светило с ясного неба. Из-под обломка гранитной скалы нелепо торчала толстая волосатая рука, сжимавшая приклад. Индеец вынул из-за пазухи кривой деревянный крестик и поставил около каменной плиты. Потом зажег свечу, помолился и отправился собирать уцелевшие вещи.