Она стала последней и самой кровавой (около двух млн убитых) войной Российской империи. Сейчас эту войну чаще всего называют — весьма обезличенно и, пожалуй, несколько лукаво, всё гребя под одну гребёнку — Первой мировой, затушёвывая ту специфику, которую она имела собственно для России, где её именовали и Второй отечественной, и Священной, и Германской, и просто Великой. И не случайно. В ней, как и во всех основных войнах, которые Россия вела за последние два века (основных потому, что всякий раз ставилось под сомнение само существование государства) в очередной раз не на жизнь, а на смерть сошлись два мира, две цивилизации — Западноевропейская и Русская. Первая, протестантско-католическая, жаждала новых территориальных завоеваний (в том числе и колониальных); вторая, православная, поднялась, прежде всего, на защиту братьев по вере из южнославянских народов. И даже если это всего лишь лежащие на поверхности вещей мотивы, несомненно одно: силам, развязавшим Первую мировую, важно было кардинально изменить существовавший доселе миропорядок. Но так ли нужна была эта война самой России? Едва ли. Европа, по сути, сумела втянуть Россию в совершенно чуждые ей внутренние «разборки», навязала свои правила и заставила играть по ним. А что получила взамен жертв, принесённых ради спасения Франции в 1914 г. и Италии в 1916 г.? Французский маршал Фош, признававший, что «если Франция не стёрта с лица земли, этим она… обязана России», узнав о Февральской революции, искренне порадовался — теперь победителям не с кем, по его мнению, было считаться при дележе добычи…

Расклад сил и стратегия

К началу войны Российская империя занимала территорию в 8 млн кв. км, на которой проживало свыше 170 млн человек; в мирное время численность вооруженных сил составляла около 1.5 млн человек, а после полной мобилизации могла быть доведена до 5 млн человек, что, благодаря абсолютному численному превосходству, обеспечивало «русскому паровому катку» победу над любым потенциальным противником. Основу армии составляли представители славянских православных народов. Военнообязанными считались мужчины в возрасте от 21 до 43 лет; в зависимости от рода войск срочная служба длилась 3–4 года, после чего военнослужащий увольнялся в запас. Лица, по разным причинам освобождённые от службы (таковых было примерно половина) зачислялись в Государственное ополчение.

С 1909 г. в активную фазу вступила начатая после неудачной войны с Японией военная реформа, проходившая одновременно с развитием военной индустрии. К началу боевых действий промышленность обеспечивала потребности армии в полевой артиллерии и стрелковом оружии, а недостаток тяжёлых орудий, средств связи, аэропланов и других видов современного вооружения восполнялся за счёт экспорта. Программу модернизации планировалось завершить в 1917 г., к большому беспокойству как Центральных государств — Германии, Австро-Венгрии и Италии — так и Оттоманской империи. Вторжение ждали со стороны Германии и Австро-Венгрии, и чтобы выиграть время, необходимое для мобилизации в условиях колоссальных российских просторов и относительно слабом развитии железнодорожной системы, на западных рубежах была воздвигнута сеть громадных крепостей (одна из них — всем известная Брестская крепость). Но куда затем следовало направить отмобилизованные русские войска? Считалось, что российская Кавказская армия сможет противостоять Турции на южных рубежах, и потому главное внимание уделялось Германии, гораздо более сильной в военном отношении державе, чем Австро-Венгрия. Согласно разработанному перед самой войной «Плану 19 исправленному» предполагалось создание двух фронтов, Северо-Западного и Юго-Западного, операции которых должны были координироваться в центральном органе — Ставке. Ситуация осложнялась ещё и данным Франции, союзнику России с 1893 г., обещанием начать наступление в Восточной Пруссии в первые же недели войны.

1 августа Германия объявила войну России. Темпы мобилизации в России, несмотря на расстояния и дороги, привели в трепет Центральные державы. Последние же, памятуя о неудаче Наполеона, и не помышляли о вторжении в глубь России, рассчитывая добиться победы в порубежных сражениях. 15 августа 1-ая русская армия вступила в Восточную Пруссию. Впереди были разгром германских войск под Гумбиненом, поражения русских под Таненбергом и на Мазурских болотах, гибель 2-й русской армии, противостояние на реке Сан, битва за Перемышль, взятие Эрзерума и Трапезунда, Брусиловское наступление… Засверкают имена военачальников: Брусилова, Алексеева, Деникина, Юденича и многих других… Русская Голгофа только начиналась…

Свежо ли предание?

Как же отразились события той войны в памяти рядовых россиян, наших соотечественников? Семейное предание о них, как правило, молчит. Мало что известно о её участниках, равно как и о дальнейших их судьбах. Ещё меньше сохранилось материальных свидетельств тех времён. Что, впрочем, неудивительно, если вспомнить о неприятии всего, связанного с царским периодом истории в советские времена. И если участники Великой Отечественной войны совершенно заслуженно оказались в центре общественного внимания как в бывшем СССР, так и потом в России, едва ли кто из фронтовиков «империалистической, имеющей сугубо захватнические цели» войны мог позволить себе в последующие годы гордиться участием в ней без риска попасть под репрессии.

Трудно найти семью — исключение из этого правила. Вот и у нас о «той войне» старались не особенно говорить. Однако мало-помалу выяснилось, что в действующей армии служили дед и прадед. Первый воевал простым солдатом на Юго-Западном фронте, участвовал в Брусиловском прорыве, был награждён двумя солдатскими «Георгиями» и получил серьёзную контузию, после чего был направлен в учебную команду, готовившую офицеров, однако в 1916 г. получил бессрочный отпуск домой для строительства дома (вся его деревня в одночасье сгорела в пламени пожара), ну а там грянула революция, положившая конец всему старому жизненному укладу, в том числе и царской армии. На память от Брусиловского прорыва сохранился немецкий полевой бинокль с шестикратным увеличением, брошенный в одном из захваченных блиндажей спешно удиравшими австрийцами, Георгиевские кресты были запрятаны от недобрых любопытных глаз настолько хорошо, что, в итоге, где-то затерялись, ну а контузия вся жизнь напоминала о себе головными болями.

Осталась ещё пара фотографий. На одной из них, явно не фронтовой, запечатлена военная команда: двенадцать человек в полевой солдатской форме с командиром. Фотография обрезана по краям (для чего? убрать лишние сведения?); на обратной стороне ровным с завитушками почерком подписаны фамилии снимавшихся: прапорщик Медведев (в центре, в первом ряду), Герасименко Владимир, Кротов Ефим, Тетерин Иван… Прочих не разобрать — линия реза пришлась как раз по первым буквам фамилий, сохранились лишь имена, да, видимо, место проживания одного из них — деревня Горлицино. Погоны у всех походного образца, чистые, без шифровки, указывающей номер части (возможно, из-за принадлежности к учебной команде, хотя, к концу войны отсутствие шифровки стало распространенным явлением), звания нижних чинов — рядовые, ефрейторы (одна поперечная нашивка на погоне), младшие унтер-офицеры (две поперечные нашивки). Бросаются в глаза схожесть офицерской и солдатской формы — разница, по сути, лишь в двух нагрудных карманах с клапанами у офицера, ну и лихо сдвинутые набекрень фуражки — вполне допустимая норма того времени. На второй фотографии — двое солдат из числа тех, кто позировал на общем снимке; оба в зимней форме, о чём говорят шинели и папаха из овчины, типичный армейский головной убор тех времён.

Любопытна история прадеда, воевавшего на Северо-Западном фронте. Попав в плен (где и когда именно, об этом семейное предание умалчивает), он был отдан в работу на немецкую ферму в Восточной Пруссии. Вероятно, фронт вскоре стабилизировался, (не осень ли это 1914 г.?), поскольку ферма находилась в относительной близости от него. Трудился прадед в коровнике, причём хозяйка наотрез отказывала кормить пленных, объясняя отказ очень по-немецки просто: «Вы — русские, а, значит, сами что-нибудь украдёте». Чтобы не умереть с голоду, прадеду приходилось наполнять раздобытую где-то флягу молоком, закапывать её в навоз и глубокой ночью, когда все спали, возвращаться в коровник и выпивать это молоко… Понимая, что на такой диете всё равно долго не протянешь, группа пленных решила устроить побег — удивительно, но их практически не охраняли. За ночь беглецы сумели выйти в расположение русских частей…

Стоит получше присмотреться к этим подтянутым солдатским фигурам, внимательнее вглядеться в выражения их лиц, ясных, решительных. «Соколы удалые», так и хочется применить к ним эпитет. Эти люди знали, за что воевали, и в победе русского оружия не сомневались. И не их вина в том, что Россия не участвовала в «пире победителей», не получила обещанные ей Босфор и Дарданеллы, не освободила из-под власти турок древнюю столицу православного мира, Константинополь. Из среды таких вот бравых бойцов впоследствии вышли сокрушившие немецкий фашизм знаменитые советские военачальники.

А традиции отечественного офицерства не ушли в небытие вместе с царской империей и Добровольческой армией, но в лучших своих проявлениях были восприняты и развиты офицерами следующих поколений.

Первая мировая во многом остаётся «неизвестной войной». И мы, на страницах нашего журнала, постараемся, по мере наших возможностей, освещать незаслуженно забытые её эпизоды, писать о связанных с ней реалиях. Например, расскажем и о том, как видел события, печальные и забавные, тех далеких дней английский писатель — их непосредственный участник, один из миллионов не вернувшихся с той войны домой…

Кузьма АНДРЕЕВ