Обычно на новые альбомы мы публикуем ёмкие, но короткие рецензии. Но новый альбом «акустического блюзмена» Дмитрия Легута «Петь и играть», которому наш рецензент отдал пять бум-баллов из пяти, потребовал к себе более пристального внимания. Поскольку дал повод поразмышлять не только о новой сильной работе, но и об интонациях русского рока и блюза и ответственности перед Музыкой человека, решившего взять в руки гитару…

«Возможно, я ещё не Майк, но я уже не Чиграков…» – строкой из «Учебно-тренировочного блюза» Легут намечает для себя скромное место в отечественной рок-иерархии.

Автор диска едва ли не одобрит попытку вознести его выше Майка, негасимой свечой очищающего ему жизненное пространство. Но придётся стерпеть субъективизм Рецензента, для которого главный критерий оценки за последние сорок лет окончательно сместился от панк-идеалов к противоположному полюсу. Проще говоря, если музыкант способен вызвать (не саркастичную или злобную, а просто) улыбку — уже хорошо. Если же он делает это настойчиво, средствами не столько рок-н-ролльными, сколько джазово-литературными, это уже за пределами ожидаемого.

Перед нами минимализм с большущей из букв, действующий просто, но эффективно. Гитарно-акустические наигрыши (в которых блюза не больше, чем джаза и лаунжа) расслабляют, расширяя поры воспринимающего сознания. Туда и впиваются один за другим вербальные изыски, проникая глубоко и оставаясь надолго.

И пусть дважды инъекции отменяются, остающийся холостым инструментальный «массаж» не кажется лишним. Просто так и бывает, когда сидишь, глубоко задумавшись — и вдруг понимаешь, что думаешь ни о чём. А о Ниочём — почему бы и не подумать...

Тут всплывает одно «но», тоже субъективное.

Дело в том, что Рецензенту активно не нравится используемая Автором расхожая, рус-роковая интонация, которая чуточку всё тут обезличивает, прикрывает уникальность гения (или просто большого таланта, если хотите) покровом универсальности.

Неизвестно (да и неважно), что это: защитная реакция странствующего трубадура, обречённого исповедоваться толпе, или нечто впитанное с ядовитым «молоком» Майка Науменко, одного из первых пользователей этого псевдо-блюзового, квази-рок-н-ролльного тона, подобно вирусу заразившего у нас всё сколько-нибудь поющее.

Главное, в данном случае, эта предсказуемая блюз-точка-ру-интонация — атрибут лишний.

Откуда взялся в русском роке тон «знающего» парня — в меру нагловатого, чуть высокомерного, беспредельно манерного и непременно гнусавого? Откуда-то из начала восьмидесятых: конца панк-рока и новой волны, из эпохи массовых попыток приспособить англоязычность к русскоментальности, а дыры замазать интонированием.

Этого нет у Макаревича (точнее, есть какой-то свой суррогат), нет почему-то у «НОМа» и «Колибри». Зато вдоволь у Арбениной и Кортнева, Бутусова, Кинчева, Скляра, БГ, Мамонова и у всех почти представителей «русского рока» — в той или иной степени по чуть-чуть. Наверное, приснопамятный Кобзон тоже использовал бы эту интонацию, если бы вздумал запеть рок-н-ролл или русский блюз.

Есть в русском роке персонажи (имя им — легион), которые не располагают ничем, кроме этой интонации: там она прикрывает убожество.

Но слушателю эта интонационная косметика мешает, а насколько сильно — становится ясно как раз в тот момент, когда вдруг осыпается — в «Очень трудно жить легко», уже почти тем самым делая эту песню едва ли не лучшей в альбоме.

Хотя «лучшее» рассыпано здесь равномерно по всему пространству.

Изначально сочетание «инди-блюз» проскочило в микрорецензию почти случайно — и там осталось за неимением лучшего. Между тем, если иметь в виду под «инди» не формальную «независимость», а эстетическую школу, то стоит вспомнить: именно в британском indie 80-х и 90-х возникла и расцвела концепция «под сладкой мелодичностью — острое слово».

Легут — мастер этого инди-искусства: расслабить мозг солнечно-туманной мелодией и нежно ввести под кожу умное слово. Он это делает с удивительной регулярностью, достигая время от времени недосягаемых вершин. «Блюзу до молитвы — как запою до поста»: кто скажет, что это не афоризм? И не просто фразеологическая красивость, а активное внедрение, бороздящее мозг — параллельно идее о том, что блюз (якобы) «музыка дьявола». Запоминаются, радуя: жонглирование парой «почти» и «слишком» («Работаю почти как негр», «Хата слишком с краю»), этажерочка смысловых уравнений («Она сказала всё // Она сказала, что всё»), такая безобидная рядом со «Слепому

Блэйку видней» (Блэйк, несомненно, существо высшего порядка... и не каждый ли бог по-своему слеп?); отсылки к минувшему («Порвали парус? Нет, сорвали гайку») и совершенно замечательное «...для парней, что за мир и за сердечность встреч»), вербальные новации («приём был теплохладен», «опозадивших прогресс»), игры слов («Зритель был, но был таков»), опять-таки, близкий к афористичности парадокс («Без тебя мне трудно / Чуть легче, чем с тобой») и, наконец, «Там the End, а тут Конец» — должно быть, кратчайшая история проникновения блюза в наши пенаты?

После всего этого самоопределение «тактичный идиот» воспринимается уже в исключительно «достоевском» смысле. Как и проскользнувшее где-то упоминание о «службе» (странствующего музыканта) — в контексте церковности.

Потому что какую-то важную просветительскую (не как здешний «сеятель», а как тамошняя «свеча», которую и Майк может поставить, чтобы вглядеться в пласт «нижних небес» (1)) работу Легут выполняет; работу по улучшению (в зависимости от того, под каким углом мы вверх смотрим) — эгрегора, коллективной кармы, локального уровня общественного настроения или просто самосознания. И где-то там его рефлексия действительно звучит на всю Россию.

Пусть даже и перегруженная архаичной интонацией, которая может и не нравиться отдельным, всё ещё встречающимся у нас кое-где рецензентам.

Владимир ПОЛЯКОВ

(1) lower Heaven / higher Hell — подслушано Рецензентом у Echo & the Bunnymen.