Этот остров, поделённый между двумя государствами, в Индонезии называется Калимантан, а в Малайзии - Борнео. Мне, признаться, больше по душе второе имя: оно звучит как-то романтичнее.

Сабах, сэр...

Ещё на подлёте к Борнео я увидел в иллюминатор одинокий конус высокой горы - Кинабалу. Её склоны покрыты реликтовыми тропическими лесами, куда начиная с позапрошлого века отправлялись натуралисты за коллекциями орхидей.

Здесь всё так или иначе связано с этой вершиной. Столица малазийского штата Сабах, где приземлился самолет, называется Кота-Кинабалу, то есть "Город Кинабалу". Силуэт горы красуется и на местном флаге. Такое почтительное отношение к Кинабалу объясняется не только тем, что это высочайшая точка всего региона (4100 метров). Согласно местным поверьям, на гору переселяются души людей после смерти. И когда глядишь на возвышающуюся над окрестностями вершину, большую часть времени скрытую облаками, вполне верится, что она могла вселять трепет в местных жителей.

От столицы Малайзии Куала-Лумпура до Кота-Кинабалу два часа лёта через Южно-Китайское море. Разница между материковой частью Малайзии и островом весьма заметна. Если на Малаккском полуострове в основном живут малайцы и китайцы, а также выходцы из Индии, то на Борнео, помимо них, более трети населения составляют представители местных племен, в первую очередь, кадазанов, или дусунов.

Сабахская столица Кота-Кинабалу, к моему удивлению, оказалась вполне современным и немаленьким городом. В пригородах по побережью вытянулись гостиницы с бескрайними гольфовыми полями - сюда приезжает множество туристов. Оно не случайно: "Сабах" переводится как "Земля ниже ветра", - и это означает, что штат расположен ниже зоны тайфунов.

По части живности эти места не знают себе равных в регионе. У подножия горы, совсем недалеко от гостиницы, в которой мы поселились и в название которой входило имя "Магеллан" - его ведь как раз и убили где-то по соседству - мне показывали в лесном заповеднике молодых орангутангов. Вечером на шезлонг у бассейна с ветки слетела огромная птица-носорог. По ночам из леса доносились звуки обезьяньей перебранки, а во время прогулки по дорожкам среди гольфовых полей, было слышно, как в воду озерков-преград целыми стаями спрыгивают рыбки-анабасы....
Когда же опустились сумерки, которые на экваторе наступают очень рано и быстро, мы отправились в этнографическую деревню кадазанов.

В гостях у охотников за черепами

Собирательно кадазанов и близкие им народности, проживающие как в малайзийской, так и в индонезийской частях острова, именуют даяками. Главное их занятие - выращиванием риса. С рисом и сбором урожая связаны и основные обряды кадазанов-дусунов. Они считались довольно миролюбивым народом, хотя ещё в начале XX века отмечались стычки между племенами из-за охотничьих угодий или на почве кровной мести, и сохранялся обычай добывать черепа. Последнее связано, как это ни парадоксально, не с кровожадностью кадазанов, а с особенностями их верований и культов.

Этнографическая деревня была создана в 1996 году в память о знаменитом кадазанском воине и охотнике за головами Монсопиаде, жившем без малого три века назад. Она не только стоит всё на прежнем месте, но и полностью сохранила свой былой облик.

Деревня - не просто музей, но и действующая этнографическая экспедиция по сбору и распространению информации о культурном и историческом наследии кадазанов. В традиционных "длинных домах", куда вели бамбуковые лестницы, дерево и высушенные пальмовые листья, казалось, впитывали влагу из воздуха: духота с заходом солнца едва ли ослабла, но в этих жилищах на сваях почему-то переносилась легче. Хозяйством занимались только мужчины. В одной из комнат они что-то толкли деревянными пестами в высоких ступах, в другой - колдовали над котелками, стоящими на очаге, в третьей - раскатывали в ладонях какие-то листья.

Потом меня провели к другому жилищу. По бамбуковой лестнице опять поднялись наверх, однако этот дом, в отличие от первого, был пуст, и на верхней террасе хозяева попросили разуться: "Это священное место для кадазанов". Под перекладиной у самого потолка среди пучков соломы висели какие-то круглые светло-жёлтые предметы, которые я поначалу принял за высушенные плоды или тыквы-калебасы.

"Это черепа, принадлежавшие семье Монсопиада", - пояснил гид, а затем стал рассказывать о сложной системе религиозных представлений, породившую обычай "коллекционировать" головы людей. Согласно поверьям кадазанов, души, оставляя мёртвое тело, переносятся на гору Кинабалу. "Аки-Hабалу" с их языка так и переводится - "прибежище душ умерших". Но, как говорится, свято место пусто не бывает, и места душ занимают всякие другие духи - как добрые, так и злые. Поэтому обладание головой противника служило и защитой от злых духов, и способом привлечь к себе в дом духов добрых. А раз так, то чем больше голов в доме, тем лучше.

В деревне Монсопиада последним черепам триста лет. Но сам обычай сохранялся очень долго. Только в 1880-е годы британская администрация поставила его вне закона. Однако во время Второй мировой войны сама же и возродила его, объявив вознаграждение за каждую добытую кадазанами голову японца...

Под эти разговоры мне предложили поучаствовать и в трапезе. Названия и ингредиенты блюд звучали весьма экзотично, однако ничего такого, что могло бы вызвать отторжение у нормального европейского организма, в меню не было. Главной же изюминкой ужина были танцы: в свете факелов блестели тела, на которых я разглядел весьма обильную татуировку, грозно сверкали глаза танцоров и лезвия длинных ножей в их руках, трубки для стрельбы стрелами - сумпитаны - вскидывались вверх, чтобы поразить невидимую цель. Пряная, острая пища и рисовое вино "тапай" (налитое в бамбуковый стаканчик, оно было прохладным: видимо, у кадазанов есть секреты изготовления каких-то своих, тропических "туесов") делали своё дело, и мне постепенно начинало казаться, что и я впрямь нахожусь среди дикарей.

Впрочем, это впечатление улетучилось в один момент, когда один из выступавших обратился к присутствующим: "Леди и джентльмены! Надеюсь, наше представление вам понравилось". Но тут мой взгляд снова упал на длинные ножи, - возможно, с ними кто-то из предков танцоров охотился за головами всего полсотни лет назад...

А на следующий день я отправился на склоны Кинабалу вслед за душами тех, чьи черепа видел вечером.

Орхидеевый рай

Знаменитый английский ученый и кинодокументалист Дэвид Эттенборо назвал Сабах "одним из величайших сокровищ природы". А в самом Сабахе таковым, безусловно, является гора Кинабалу, которая с прилегающей территорией объявлена национальным парком. Гору окружают реликтовые дождевые тропические леса, а на её склонах растительность имеет ещё и ярко выраженную "вертикальную" зональность. Джунгли сменяются горными лесами умеренных широт, а ещё выше раскинулись альпийские луга. Густые облака словно липнут к скалистой вершине, проливаясь на неё частыми ливнями - со склонов струится вниз дюжина водопадов, крупнейшие из которых можно лицезреть прямо из окна машины, бегущей вверх по петляющему среди леса шоссе.

Мы оставили автобус на высоте полтора километра, у того места, где разместилось управление парка. Дальше путь предстоял пешком.

Джунгли Борнео учёные сравнивают лишь с Амазонией и считают одними из самых диких и нетронутых мест на Земле. Хотя в лесах острова нет крупных хищников, в них до сих пор пропадают люди. При мне пришло сообщение, что где-то здесь исчезла европейская журналистка. А не так давно группа британских коммандос, проходя подготовку на склонах Кинабалу, забрела в какую-то расщелину и заблудилась. Их нашли еле живыми лишь после десяти дней поисков.

Склоны Кинабалу - подлинный рай для ботаника. Там произрастает более тысячи видов орхидей, многие из которых не встречаются больше нигде, десять видов плотоядных растений-кувшинов, и, наконец, гигантский цветок раффлезия арнольди, достигающая до одного метра в диаметре и весящая два килограмма. Она слывет самым большим цветком на земле, хотя в действительности является всего лишь растением-паразитом и распространяет вокруг себя неимоверное зловоние.
А вот орхидеи, получившие титул "королевы цветов", в XIX веке крайне высоко ценились английскими аристократами. В викторианскую эру многие англичане, стремившиеся стяжать славу удачливых ботаников или просто разбогатеть, отправлялись на Борнео. Особенно поражали коллекционеров "растения, которые едят жуков". В воде, собирающейся в их "кувшинах", тонут насекомые, которыми и питаются растения - так они выживают на бедных скалистых почвах. Говорят, что однажды в таком "кувшине" обнаружили мышь.

Когда в XIX веке груз с живыми орхидеями и растениями-кувшинами с невероятными трудностями привозили в Англию, их выставляли на аукционы для богатых обладателей оранжерей. Попадая в Англию здешние растения становились сокровищем.

В 1851 англичанин Хью Лоу стал первым "оранг путех" (белым человеком), который поднялся на Кинабалу. Но чтобы осуществить свой план, ему нужно было сначала уговорить кадазанов, которые отказывались сопровождать британца на священную гору. Лишь принеся в жертву семь белых петухов, а у вершины - семь яиц, проводники посчитали, что им можно не бояться духов, стерегущих гору.

Вслед за знаменитым охотником за орхидеями мы поднимались всё выше. Стали попадаться знакомые деревья - дубы, каштаны, лавр, мирт... Правда, они соседствовали с гигантскими папоротниками, и были увиты лианами, а с их ветвей свисали "бороды" мхов, похожие на гигантские осиные гнёзда и элегантные, изысканные "королевы цветов".
"Увидеть орхидеи и растения-кувшины Борнео во всей их красе - значит получить впечатление на всю жизнь", - писал Фредерик Бербидж, еще один известный собиратель тропической флоры. Когда пробираешься по склонам Кинабалу и ежеминутно наблюдаешь все эти удивительные растения, трудно не разделять восторг охотника за орхидеями.

Но расслабляться в тропиках категорически нельзя. Наш гид неожиданно подхватил с земли какую-то многоножку и стал показывать её моим спутникам. "Это стоножка?" - спросил я. "Нет - тысяченожка. Стоножка смертельно ядовита", - невозмутимо так ответил он. Да, в этой части света главное - не ошибиться в количестве ножек...

После прогулки по склонам Кинабалу, я обедал в китайском ресторане, расположившемся на вершине соседней и не столь высокой горы. Сильный ветер раскачивал ветви сосен, а облака, облепившие пристанище душ умерших - каменные пики - упрямо не хотели открывать их моему взору, словно сторожили какую-то тайну...